Описание книги публикуется с целью ознакомления, оригинал вы можете приобрести в различных интернет-магазинах.
Роберт Моррис Сапольски — американский нейроэндокринолог, профессор биологии, неврологии и нейрохирургии в Стэнфордском университете, исследователь и автор книг.
В книге "Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки" Роберт Сапольски поэтапно рассматривает огромное количество факторов, влияющих на наше поведение. Затрагиваются вопросы работы лимбической системы, миндалины, лобной коры; гормонов; говорит о генах, эволюции, альтруизме, свободе воли.
Фрагменты из книги "Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки"
* * *
И теперь, согласно логике изложения, мы переходим к исключительно важному исследованию (одному из моих самых любимых), опубликованному в 2002 г. Авшаломом Каспи с коллегами из Университета Дьюка. Авторы опирались на внушительную выборку детей с их генетическими данными, проследив и условия их воспитания от рождения до 26 лет, и особенности их поведения уже когда они стали взрослыми. Будет ли влиять на их взрослое поведение тот или иной аллельный вариант МАО-А? (Поведение оценивали по комплексным стандартным психологическим тестам и наличию судимостей.) Нет, не будет этого влияния. Однако ведь тот или иной вариант гена сопряжен кое с чем не менее действенным. Если у человека есть низкоактивный вариант МАО-А, то вероятность агрессии утраивается, но только… у тех, кто пережил издевательства в детстве. А если в детском анамнезе такого не было, то и варианты МАО-А не привносили никакой определенности. И в этом сущность взаимовлияния ген/среда. В какой мере тот или иной вариант МАО-А предсказывает антисоциальное поведение? Это зависит от среды. Тоже мне «ген воина».
В этом исследовании важна не только принципиальная демонстрация взаимовлияния генов и окружающих условий, но и конкретика: вот определенный аллель, вот детские травмы и вот как они срабатывают при совместном действии. В одном из внушительных обзоров на данную тему написано было по этому поводу так: «Если у мужчин с геном МАОА-L [так называется низкоактивный вариант, тот самый «ген воина»] были здоровые условия воспитания, то у них и повышенная боязливость, и низкий эмоциональный контроль, и долгая память о страшных событиях проявляются лишь в виде вариаций темперамента в пределах “нормы” (или доклиническом диапазоне). Однако те же самые личностные черты у людей, испытавших жестокое обращение в детстве, – для него характерны постоянная неуверенность в происходящем, подстерегающие всюду опасности, недостаточность моделей поведения в разных социальных обстоятельствах, отсутствие обязательного вознаграждения за просоциальные поступки – сигнализируют о предрасположенности к выраженной агрессии и спонтанному насилию у взрослых». В том же ключе интерпретируется связь низкоактивного транспортера серотонина с агрессивностью у взрослых… но опять только в том случае, если у человека было несчастное детство. И это целиком подтверждает выводы предыдущей главы.
С тех пор исследования взаимосвязи МАО-А и жестоких условий в детстве были не единожды повторены и даже проверены в отношении агрессивности у макак-резусов. И также оказались найдены некоторые элементы срабатывания данного взаимовлияния: промотор МАО-А регулируется стрессом и глюкокортикоидами.
* * *
Начнем с тестостерона. Этот гормон не является белком (все стероидные гормоны белками не являются), а это значит, что нет и гена тестостерона. Однако имеются гены ферментов, необходимых для его синтеза и превращения его в эстроген, а также ген рецептора тестостерона (андрогенов). И бо́льшая часть исследований сосредоточилась вокруг именно этого последнего гена, кодирующего рецепторы. У него известны несколько аллелей, которые кодируют рецепторы с разной чувствительностью к тестостерону.
В нескольких исследованиях было показано, что в выборке преступников носители варианта, кодирующего более чувствительную форму рецептора, ассоциированы с тяжкими насильственными преступлениями. Имеется связь и с половыми различиями в структуре коры: мальчики-подростки с более чувствительными рецепторами демонстрируют более бурную «маскулинизацию» коры. Выявляется взаимодействие между вариантом рецептора и уровнем тестостерона. У юношей в среднем высокий уровень тестостерона сам по себе не определяет агрессивных настроений или реактивности миндалины в ответ на пугающие лица, а у носителей данного варианта, наоборот, определяет. Любопытно, что данный аллель предсказывает агрессивность также и у собак акита.
Что нам дают полученные закономерности? В главе 4 мы сосредоточились вокруг обсуждения, насколько небольшие, в пределах нормы, отклонения в уровне тестостерона влияют на индивидуальное поведение. И как теперь, с добавлением информации о чувствительности рецепторов, увеличится вероятность предсказаний того или иного поведения? Увеличится ненамного. А если, кроме уровня тестостерона и чувствительности рецепторов, учесть еще и количество рецепторов? Опять ненамного. Но все же это улучшает предсказательную точность.
И та же картина с генетикой эстрогенового рецептора. Так, у женщин с некоторыми аллелями этого рецептора ассоциирован повышенный риск тревожных состояний, а у мужчин – нет. У них зато, в отличие от женщин, регистрируется повышенный уровень антисоциальных поступков и расстройств поведения. Но при этом у самок мышей с внесенными генетическими трансформациями включение и выключение гена рецептора влияет на агрессию, но… это зависит от того, сколько у такой мышки было единоутробных братьев – снова взаимовлияние ген/среда. И еще раз подчеркнем, что сила генетического влияния невелика.
* * *
Если мы отрицаем свободу воли, когда речь идет о самых ужасных человеческих деяниях, то и в отношении самых лучших наших поступков следует поступать так же. Это касается, в частности, проявлений наших талантов и силы характера, действий в моменты озарения, творческих прорывов, актов добропорядочности и отзывчивости… С точки зрения логики ставить положительные черты себе в заслугу столь же нелепо, как в ответ на комплимент о красоте ваших скуловых костей поблагодарить, имея в виду, что хвалят свободное проявление вашей воли, – хотя на самом деле «благодарить» надо правильное распределение механических сил в устройстве скуловых дуг.
Очень трудно следовать этому пути. Должен признать, что в этом смысле я вел себя однажды вопиющим образом. Мы с женой как-то завтракали у друга, и он приготовил нам фруктовый салат. И мы воскликнули, отведав его: «Какой там вкусный ананас!» «А ведь сейчас не сезон, – самодовольно ответил друг. – Но мне повезло, я схватил последний». И мы с женой с восхищенным придыханием произнесли: «О, как же ты хорошо умеешь выбирать фрукты. Ты лучше, чем мы!». Мы хвалили хозяина будто бы за проявление свободы воли, за правильный выбор на развилке жизненного пути, который состоял в выборе правильного ананаса. И мы были неправы. На самом деле у человека имеется набор генов, который отвечает за работу обонятельных рецепторов; скорее всего, именно они помогли нашему другу определить спелость фрукта. А может быть, наш приятель вырос в такой среде, где культура издревле почитает умение определять качество ананасов. А возможен и такой вариант – крутая траектория социоэкономической линии жизни нашего друга привела его играть перуанскую народную музыку на базаре дорогущих экологически чистых продуктов… И все же мы с женой хвалили именно его.
* * *
Отставшее созревание лобной коры, согласно сценарию, предполагает, что в лобной коре по ходу взросления количество нейронов, дендритных веточек, синапсов увеличивается, доходя до требуемых объемов где-то между 20 и 30 годами. Но на самом деле оно уменьшается.
И все оттого, что мозг млекопитающих эволюционировал весьма умно. В мозге эмбриона нейронов существенно больше, чем в мозге взрослого. Почему так? Потому что в конце эмбрионального периода нейроны соревнуются что было сил, чтобы успеть дорасти быстрее в правильном направлении, пустить аксон в нужную область и сформировать там наибольшее число синаптических связей с другими нейронами. А что с теми, кто отстал в этой гонке? Их ожидает т. н. запрограммированная клеточная смерть: в них активируются особые гены, которые в итоге заставляют клетки сморщиваться и отмирать, а их органические остатки перерабатываются. Перепроизводство нейронов с последующей конкуренцией, получившее, кстати, наименование «нейронный дарвинизм», позволяет эволюции выстраивать эффективные нейронные сети: это тот случай, про который говорят «Лучше меньше, да лучше».
То же самое происходит в лобной коре у подростков. В начале подросткового пути объем серого вещества (по нему можно прикинуть общее количество нейронов и дендритов) в лобной коре и число синапсов увеличены; но по мере взросления толщина серого вещества уменьшается, потому что лишние дендритные веточки и синапсы отмирают. В пределах лобной коры первой созревает самая древняя часть, тогда как самая молодая, рассудочная, область – длПФК – даже не начинает терять свои избыточные нейроны до позднего подросткового периода. В одном из классических исследований была продемонстрирована значимость этого замедленного процесса. У детей по ходу взросления измеряли объем серого вещества в лобной коре и одновременно давали тест на IQ. И оказалось, что чем медленнее идет созревание лобной коры у подростков, тем выше показатели IQ у повзрослевшей молодежи.
* * *
Некоторым моим читателям трудно представить себе несчастья далеких незнакомых людей, страдающих от непонятных бед – болезней, которые никогда нас не касались; нищеты, когда нет даже чистой воды; отсутствия крыши над головой и более-менее постоянного питания; давления политической системы, от которого нас миловала судьба; суровости жестких культурных норм, пришедших будто с другой планеты… Но представить их – значит перекинуть первый мостик через пропасть к деятельному участию. А ведь все в нас противится вхождению в это тяжелое дело – мы устроены так, чтобы помогать кому-то конкретному, а не безликой массе, своему, местному и знакомому, тому, чье горе понятно. Конечно, лучше всего, когда наша участливость направлена на самых нуждающихся в ней, а не на тех, кто с большей готовностью делится своей болью. Тем не менее мы не обязаны обладать той безупречной интуицией, которая направит наши великодушные порывы в том далеком и многообразном мире. По-видимому, в этом нам стоит быть снисходительнее к себе.
Точно так же нам следует проще относиться к проблеме подспудных мотивов альтруистов. Мне всегда казалось чуточку нечестным считать их лицемерами. Да, под маской альтруиста почти наверняка найдется личность с «нечистыми» намерениями, но альтруизм – это эволюционный продукт, неотделимый от реципрокности. И гораздо лучше, если добрые дела будут мотивированы личными интересами и раздутым самомнением, чем если их совсем не будет; и нет ничего плохого в том, что мы считаем себя милосердными и добрыми, желаем, чтобы нас любили, а не боялись, и хотим этой ценой купить для себя хорошую жизнь.
И наконец, препятствием на пути от эмпатии к действию будет слишком сильная, слишком живая и болезненная эмпатия. Я не призываю людей становиться буддистами, чтобы сделать этот мир лучше (заметьте, я не призываю и не становиться буддистами – болтовня одного атеиста здесь пустой звук). Чтобы просто заметить страдания окружающих, большинству из нас нужно ощутить жгучие уколы отраженной боли. Наше восприятие не дает нам возможности почувствовать чужую боль каким-то другим способом: в конце концов, в то время как один из самых пугающих вариантов наших худших поступков – это хладнокровное убийство, один из наиболее удивительных и даже обескураживающих вариантов наших лучших поступков – хладнокровное благодеяние. Именно известная степень отстраненности, хладнокровия является необходимым условием для реального действия. И лучше так, чем если сердце болезненно забьется в унисон с сердцем страждущего и невыносимость переживания заставит сдаться и бежать.
материал из группы Осознанные сновидения и наука, вк
Дополнительно:
